— О боги! — тихо произнесла Дездемона. — Теперь вам осталось только признаться, что вы пишете высокоинтеллектуальную поэзию и лелеете тысячу тайных скорбей.
Он рассмеялся и унес пакет на кухню — белую и безукоризненно, даже пугающе, чистую. Кухню перфекциониста.
— Не дождетесь, — заявил он, раскладывая еду по тарелкам. — Я простой итальянский коп из Холломена, которому хотя бы дома хочется видеть вокруг себя красоту. Белого вина или красного?
— Пива, если есть. Китайскую еду я обычно запиваю пивом. Знаете, я ожидала увидеть совсем другую квартиру, — призналась Дездемона, помогая Кармайну переносить тарелки. Остальную посуду забрал он, как заправский официант.
Он отодвинул стул, помог гостье сесть и сел сам.
— Ешьте, — предложил он. — Я взял понемногу всего, что есть в меню.
Оба были голодны, поэтому накинулись на еду, ловко орудуя палочками.
«Откуда во мне этот снобизм? — думала Дездемона. — Но нам, англичанам, свойственно быть снобами — всем, кроме уроженцев улицы Коронации. Почему мы забываем, что итальянцы правили миром задолго до нас и гораздо успешнее? Им мы обязаны Ренессансом, они обогатили мир искусством и литературой, изобрели арочные перекрытия, в конце концов. Даже этот итальянский коп из Холломена держится с достоинством римского императора, так почему бы ему не иметь изысканный вкус?»
— Зеленый чай, черный или кофе? — спросил Кармайн из кухни, загружая посудомоечную машину.
— Еще пива, пожалуйста.
— А что вы ожидали увидеть, Дездемона? — спросил он из глубин кресла, поставив на голову собаки свою чашку с зеленым чаем.
— Ну прежде всего — миссис Дельмонико, потом — качественную итальянскую кожу и консервативную цветовую гамму. А если бы меня позвали в холостяцкую берлогу полицейского — разномастную мебель с распродаж. Вы женаты? Спрашиваю исключительно из вежливости.
— Был женат, довольно давно. Моей дочери почти пятнадцать.
— Странно, что у вас хватает средств не только выплачивать алименты, но и покупать «Лалик».
— Никаких алиментов, — усмехнулся он. — Моя бывшая бросила меня и выскочила за человека, который может купить Чабб целиком. Они с моей дочерью живут в Лос-Анджелесе — в особняке, похожем на дворец Хэмптон-Корт.
— Вы поколесили по свету.
— Случалось, в том числе и по работе. Я занимаюсь разными делами, а в Чаббе много приезжих; иногда ниточки тянутся в Европу, на Ближний Восток, в Азию. Этот стол и подсвечник я увидел в витрине парижского магазина и отдал все до последнего цента, чтобы купить их. Китайские вещицы я приобрел в Гонконге и Макао, пока служил в Японии после войны. В оккупационных войсках. Китайцы в то время были настолько бедны, что отдали их мне за бесценок.
— Значит, вы нажились на их нищете.
— Нарисованными тиграми сыт не будешь. Обе стороны получили то, что хотели. — Эти слова прозвучали не резко, но с укоризной. — Все эти вещи сгорели бы в первую холодную зиму. Иной раз я с ужасом думаю о том, сколько сокровищ было сожжено за те годы, когда японцы обращались с китайцами как со скотом, приготовленным на убой. А я ценю то, что мне досталось, и забочусь об этих вещах. И потом, это мелочи по сравнению с произведениями искусства, которые британцы вывезли из Греции, а французы — из Италии, — с оттенком злорадства заключил он.
— Ваша правда. — Она отставила бутылку. — Итак, обратимся к фактам, лейтенант. Что вы надеетесь выпытать у меня в обмен на ужин?
— Возможно, ничего, но кто знает? Я не стану расспрашивать вас о том, чего не могу узнать сам, но если вы согласитесь мне помочь, это избавит меня от лишних визитов в Хаг. Ваше положение в любом случае выгоднее, вероятно, благодаря росту, и я прекрасно сознаю свое место — оно на целых десять сантиметров ниже.
— Своим ростом я горжусь. — Дездемона поджала губы.
— И правильно делаете. Многие мечтают покорить Эверест.
Она расхохоталась.
— Именно так я и сказала сегодня Тамаре Вилич! — Успокоившись, она пристально посмотрела собеседнику в глаза. — Но вы же не из таких, верно?
— Само собой. Я предпочитаю упражняться в тренажерном зале управления.
— В таком случае задавайте вопросы.
— Каков ежегодный бюджет Хага?
— Три миллиона долларов. Миллион уходит на выплаты жалованья и прочих денежных вознаграждений, миллион — на текущие расходы и оборудование, три четверти миллиона — университету Чабба, четверть остается в резерве.
Он присвистнул.
— Вот это да! Откуда у Парсонов такие деньжищи?
— Из трастового фонда с капиталом сто пятьдесят миллионов долларов. Это означает, что мы никогда не растратим даже процентов с этого капитала. Уилбур Даулинг стремится расширить Хаг, дополнить его психиатрическим отделением, специализирующимся на органических психозах. Критериям Хага оно не соответствует, но эти критерии можно изменить вполне законным способом и тем самым не нарушить волю спонсора.
— Но почему Уильям Парсон не пускал эти деньги в оборот?
— Думаю, он был скептиком по натуре и считал, что со временем деньги неизбежно обесценятся. Видите ли, этот одинокий человек полагал, что только Хаг придает смысл его существованию.
— Будет ли связано расширение Хага с проблемами помимо денежных?
— Определенно. Парсоны неприязненно относятся к Даулингу, а Макинтош — «чаббист» до мозга костей, считающий, что наука и медицина должны всецело принадлежать государственным учебным заведениям. Он терпит частные институты потому, что федеральное правительство выделяет средства на научные и медицинские исследования и Чаббу из них достаются немалые суммы. Не только Хаг приносит университету деньги.