Включить. Выключить - Страница 66

Кайнтон обмяк, огляделся в поисках стула, не нашел и устало прислонился к ящику с тампонами.

— Боже, Боже, я погиб!

— Да успокойся ты, Кайнтон! — рявкнул Кармайн. — Еще не все потеряно. Попроси кого-нибудь заменить тебя на следующей операции, отправь жену домой и сам тоже поезжай. Когда останешься с женой и матерью дома, во всем признайся. И на коленях попроси прощения. Поклянись, что больше ничего подобного не повторится. Ничего не утаивай. У тебя же язык подвешен, как у мошенника, ты сумеешь уболтать своих. Но берегись, если впредь ты попробуешь обмануть этих женщин, слышишь? Пока я ни в чем тебя не обвиняю, но если захочу, найду, на чем тебя поймать. Я с тебя глаз не спущу, недаром я столько лет служу в полиции. И последнее. В следующий раз, когда будешь транжирить деньги в «Брукс бразерс», купи матери и жене что-нибудь симпатичное в «Бонвите».

Слушал ли его негодяй? Да, но понял только одно: он еще может спастись.

— С партнерством это мне не поможет.

— Еще как поможет! Главное, что мать и жена будут поддерживать тебя. Против вас троих Тамаре Вилич не выстоять, ей просто никто не поверит.

Смысл его слов наконец дошел до Кайнтона, и он заметно оживился.

— Да-да, теперь я понимаю! Так я и сделаю!

И Кармайн остался один. Кит Кайнтон умчался укреплять свои позиции, даже не поблагодарив советчика.

— Что это вы здесь делаете? — послышался раздраженный женский голос.

Кармайн небрежным жестом предъявил внушительный золотой жетон медсестре, уже готовой вызвать охрану.

— Караю преступников, мэм, — ответил он. — По всей строгости закона.

Заснеженный пейзаж был так прекрасен, что Кармайн поспешно разделся, развернул кресло к огромному окну, обращенному к гавани, и потушил в комнате свет. Ядовито-желтые огни шоссе раздражали его, но снегопад приглушал их, придавал теплый золотистый оттенок. У западного берега гавани вода подернулась льдом, но у причалов по-прежнему плескались черные волны. Ветер гнал их, разбивая отражения. Автомобильная переправа закрылась до мая.

Как же быть с Дездемоной? Все его попытки загладить вину она отвергла, все письма с извинениями вернула нераспечатанными, подсунув под его дверь. Несмотря на все старания, он до сих пор не мог понять, чем так обидел, точнее, глубоко оскорбил ее — да, он переступил черту, но без ссор и примирений жизнь немыслима. Он чем-то уязвил ее гордость, а чем — непонятно. Барьер между американцем и англичанкой оказался слишком высоким, почти непреодолимым. Неужели всему виной его слова о покупке новой одежды? Или она обиделась, что он осмелился критиковать ее? Или заставил ее почувствовать себя неженственной, нелепой или… или…

— Сдаюсь, — наконец произнес он, подпер щеку ладонью. И задумался о Призраке. Так он окрестил Монстра, убедившись, что обычным представлениям о чудовищах тот не соответствует. Он неуловим, как призрак.

Глава 17

Среда, 19 января 1966 г.

— Я на прогулку, дорогая, — известил Морис Финч Кэтрин, поднимаясь из-за стола после завтрака. — Сегодня я не расположен работать, но, может, за время прогулки настроюсь.

— Конечно, прогуляйся, — кивнула жена и взглянула на заоконный термометр. — Пятнадцать градусов ниже нуля, так что оденься потеплее, а если все-таки решишь съездить на работу, на обратном пути прогрей машину.

Кэтрин заметила, что в последнее время ее муж немного оживился, и даже знала почему. Курт Шиллер вернулся в Хаг и заверил Мори, что их конфликт не имел никакого отношения к неудавшемуся самоубийству. Очевидно, любовник на кого-то променял его. Фашистский прихвостень (мнение Кэтрин о Шиллере ни на йоту не изменилось) в подробности не вдавался, но она рассудила, что мужчины, которые любят мужчин, также уязвимы, как мужчины, которые любят женщин: на каждого найдется какая-нибудь шлюшка (кто сказал, что шлюхами бывают только женщины?), которой надоест преданный поклонник и которой захочется новизны, а заодно и увеличения банковского счета.

Глядя в окно, Кэтрин увидела, как Мори ковыляет по замерзшей тропе к яблоневому саду, его любимому уголку. Старые деревья в саду никогда не обрезали, собирать яблоки было неудобно, зато весной яблони стояли в цвету, как в нежной белой пене, так что дыхание захватывало, а осенью были сплошь усыпаны блестящими красными яблочками, точно рождественская елка шарами. Несколько лет назад Мори вдруг захотелось подвязать и обрезать ветки так, чтобы получились арки. Старые деревья протестующе скрипели, но Мори действовал так бережно и аккуратно, что теперь сомкнутые ветви деревьев напоминали сводчатые потолки церкви.

Мори исчез за поворотом, а Кэтрин принялась мыть посуду.

Внезапно раздался пронзительный, полный ужаса вопль. Тарелка выскользнула из рук Кэтрин и разбилась вдребезги. Схватив пальто, Кэтрин побежала на крик, оступилась и заскользила на обледеневшей тропе, но, к счастью, не упала. Опять крик! Не чувствуя семнадцати градусов мороза, Кэтрин припустила еще быстрее.

Мори стоял у стены из грубого камня, окружающей плодовый сад, и смотрел вверх, на что-то блестящее на вершине твердого, как лед, слежавшегося сугроба, который намела недавняя метель.

Кэтрин хватило одного взгляда, чтобы увести мужа в тепло кухни, к уюту и здравому смыслу. Туда, откуда можно позвонить в полицию.

Кармайн и Патрик стояли на том же месте, где недавно в ужасе застыл Мори. Только он мог затоптать другие следы, если бы они здесь были, что оба считали маловероятным.