Включить. Выключить - Страница 86

И вот теперь этот тощий оборванец из Луизианы дает ему советы — как он мог допустить такое?

— Я вот о чем думал, — лопотал Уэсли-Али. — Помнишь, о чем мы говорили? Ты еще сказал, что нам нужен мученик. Я думаю об этой идее.

— Хорошо, Али, продолжай. А пока займись своим детищем — Хагом. И Одиннадцатой улицей.

— Как пройдет митинг в следующее воскресенье?

— С блеском. Похоже, мы все-таки соберем пятьдесят тысяч черных братьев на Лужайке. А теперь иди — мне еще речь писать.

Как и было приказано, Уэсли-Али отправился на Одиннадцатую улицу: пустить слух, что сам Мохаммед эль-Неср выступит в следующее воскресенье на холломенской Лужайке. Явка не то чтобы обязательна, но каждый должен уговорить прийти своих друзей и соседей. Мохаммед был блистательным, харизматичным оратором, которого стоило послушать. Любой чернокожей девочке грозит опасность, но Мохаммед эль-Неср знает, что делать.

Однако в дальнем уголке вечно занятого ума Уэсли-Али теплилась мысль, что лучшего мученика, чем сам Мохаммед, не найти. Жаль, что никто из белых не додумается пристрелить Мохаммеда. Но добропорядочный Коннектикут — это не Юг и не Запад: здесь нет ни неонацистов, ни членов ку-клукс-клана, даже воинствующих обывателей — и тех нет. Это рай для всех, кто ценит свободу слова.

Что бы там ни думал Уэсли-Али, Кармайн знал, что в Коннектикуте есть и неонацисты, и куклуксклановцы, и агрессивные обыватели, а еще он помнил, что почти все они способны лишь трепать языками. Но за каждым расистом-фанатиком бдительно присматривали: Кармайн решил, что никому не позволит всадить в Мохаммеда эль-Несра пулю. Пока Мохаммед организовывал митинг, Кармайн соображал, как защитить его: где разместить полицейских снайперов, сколько копов в штатском подослать в толпу, охваченную ненавистью к белым. Не хватало еще, чтобы пуля срезала Мохаммеда эль-Несра на взлете и превратила в мученика.

Но в субботу вечером начался снегопад, февральская буря за ночь намела полуметровые сугробы, а ледяной ветер довершил ее работу — позаботился о том, чтобы митинг на холломенской Лужайке не состоялся. Уже в который раз погода спасла людей.

А у Кармайна наконец выдалось свободное время, чтобы съездить на шоссе номер 133 и выяснить, дома ли миссис Элиза Смит. Она была дома.

— Мальчики ушли в школу разочарованные. Если бы снег не закончился вчера ночью, сегодня уроки бы отменили.

— Им можно посочувствовать, зато мне повезло, миссис Смит.

— Вы о митинге чернокожих?

— Вот именно.

— Бог любит мир, — просто сказала она.

— Почему же не защищает его? — возразил ветеран военной и гражданской службы.

— Потому что он создал нас и удалился куда-то в другое место бесконечной Вселенной. Наверное, создавая нас, он предусмотрел в своем создании особый винтик, делающий нас миролюбивыми существами. Но со временем винтик истерся — и вот результат! Бог даже вернуться не успел, было уже слишком поздно.

— Любопытная теория, — заметил Кармайн.

— Я испекла кексы-«бабочки», — сообщила Элиза, направляясь на кухню. — Хотите попробовать? Я сварю кофе.

«Бабочки» оказались маленькими подрумяненными кексами, с которых Элиза срезала верхушки, заполняла выемки сладкими взбитыми сливками, затем разрезала верхушки пополам и вставляла их в крем под углом, так что получалось два крыла. На вкус кексы были просто изумительными.

— Уберите их, пожалуйста, — взмолился Кармайн, проглотив четыре штуки. — Иначе я не уйду, пока не съем все.

— Как скажете. — Она перенесла кексы на кухонный стол и вернулась на место. — Итак, что привело вас сюда, лейтенант?

— Дездемона Дюпре. Она сказала, что я должен поговорить с вами о сотрудниках Хага, потому что вы знаете их, как никто другой. Так вы просветите меня или выставите за дверь?

— Три месяца назад выставила бы, но с тех пор все изменилось. — Она повертела на столе свою кофейную чашку. — Вы знаете, что Боб не вернется в Хаг?

— Да. Видимо, об этом уже знают все сотрудники центра.

— Это трагедия, лейтенант. Он конченый человек. В нем всегда была темная сторона, и поскольку мы знакомы всю жизнь, я знала и про нее.

— Что вы подразумеваете под темной стороной, миссис Смит?

— Полную депрессию. Зияющую бездну. Так называл ее сам Боб. Первый приступ случился у него после смерти нашей дочери Нэнси. От лейкемии.

— Искренне сожалею.

— И мы тоже. — Она сморгнула слезы. — Нэнси была старшей, умерла в семь лет. Сейчас ей было бы шестнадцать.

— У вас есть ее снимки?

— Множество, но я прячу их — из-за депрессии Боба. Подождите минутку. — Она ушла и вскоре вернулась с цветной фотографией без рамки. Прелестная девочка. Кудрявые светлые волосы, огромные голубые глаза и довольно тонкие материнские губы.

— Спасибо. — Кармайн перевернул снимок и положил на стол. — Насколько я понимаю, от той депрессии ваш муж оправился?

— Да, благодаря Хагу. Он держался на плаву, пока пестовал Хаг. Но на этот раз ничего не вышло. Он окончательно сдался.

— Как же у вас теперь будет с финансами? — спросил Кармайн, не замечая, что с вожделением поглядывает на кексы.

Она встала, чтобы подлить ему кофе, и положила на его тарелку еще два кекса.

— Съешьте. Это приказ. — У нее пересохли губы, и она облизнула их. — Беспокоиться о финансах нам незачем. Обе семьи оставили нам трастовые фонды, так что необходимости самим зарабатывать на жизнь нет. Ужасная перспектива для двух янки! Трудовая этика неискоренима.